Владелец винтажного форда «Гран Торино» – ветеран корейской войны Уолтер Ковальски доживает свои дни в заселяемом азиатами американском пригороде, ворча на соседей и родственников, попивая пиво и подстригая траву на лужайке перед домом. Всё меняется, когда местная молодежная банда решает угнать «Гран Торино» у него из гаража. Если наберетесь смелости сознаться, что ничего не знаете о жизни и смерти, после этой картины будете знать немного больше.
Свой новый (лучше говорить – очередной) фильм Клинт Иствуд сделал намеренно, прямо-таки принципиально простым – без модных компьютерных вывертов и специально подобранных красивых кадров. Простота в нём работает, как атомная бомба: сначала действие развивается строго в границах жанра; неторопливо шаркает, как старик Иствуд, от одного до боли изученного крыльца к другому, – а потом сам не замечаешь, как вся эта простота и понятность вдруг выбивает тебя из личного пространства и размазывает по стенке.
Уолтер Ковальски всю жизнь не может простить себя за «вещи, которые не обязательно было делать», - и с самого начала фильма за ним по пятам ходит местный пастор, добиваясь исповеди. Жанр требует катарсиса, развязки – в виде снятия с себя героем «груза прошлого». Но когда исповедь всё же состоится, черта-с-два там будет следование жанру – он будет высмеян, скукожится и станет чем-то незначительным на фоне исполинского героя Иствуда.
В этой насмешке над жанрами и, через них, – над современным обществом, его ценностями и кино, – весь Иствуд, который не умещается в границы и рамки, который ощутимо их больше и значительнее, как Уолтер Ковальски больше и значительнее всех окрестных гопнических бригад. Причем Ковальски в фильме сначала сам сплошная карикатура – он поляк, то есть практически чукча для американцев; «понаехавший», который ненавидит таких же «понаехавших» в его пригород азиатов.
Бойкая девушка-вьетнамка из соседнего дома, с которой Ковальски волей обстоятельств подружился, относится к нему снисходительно и пытается его звать – вы будете смеяться – Валли. Но в эпизодах действия с него слетает личина стариковской безобидности: звучит марш и проступают очертания другого – несмешного совершенно – Ковальски, словно бы выплавленного из титана. Становится понятно, что он вообще один во всей округе остался, способный подставить плечо, несмотря на видимую комичность.
Вот что в картине ошеломляет – ответ на вопрос о «правильно» прожитой жизни, выраженный не красивыми речами, а личным примером и мужскими твердыми поступками, о которых не приходится жалеть. В нашем новом кино, обществе и мире этот пример стал настолько «винтажным» и незначительным, что от этого хочется погибнуть.
«Гран Торино» - официально последняя роль Клинта Иствуда в кино, и если это правда, то исполнен этот заключительный перфоманс идеально. Фильм начинается как олдскульный, по всем канонам выточенный образчик жанрового кино – а потом Иствуд ловко выбивает из-под зрителя пол, обрушивая его в глубину простоты самых главных в жизни вещей. Финальные полчаса – это вообще самый главный трюк в кино последних лет, грандиозный розыгрыш, на который визионеры с их порхающими пульками и компьютерными чудесами никогда не были способны. Клинт Иствуд копил эту титаническую простоту годами, оттачивая её фильм за фильмом, чтобы в последнем своём экранном появлении застрелить вас наповал из оттопыренного указательного пальца.
Чертовски жаль, что Иствуд уходит, но надо понимать, что нам удивительно повезло. Мы успели застать последние образцы классического кино, стали свидетелями зарождения и расцвета кинематографа двухтысячных и видели экранную жизнь и смерть последнего американца.
Автор: Дмитрий ‘Римайер’ Жигалов